Тайны белой земли
Тайны белой земли
• Неоднократный лауреат Национальной премии «Золотая маска», премии правительства России им. Ф. Волкова, премии им.
К. Станиславского «Золотой скиф». Окончил факультет театра кукол в СПБГАТИ. Руководил театрами в Абакане, Таллине, Праге.
• Важной темой его творчества после яркого дебюта «Иуда Искариот. Предатель» (с этим спектаклем он был в Норильске в 2004 году) стали взаимоотношения Создателя и создания.
• Последние работы посвящает иммерсивному театру, где куклы участвуют наравне с объектами, перформерами, тенями, а зрители перемещаются в пространстве.
Здесь всё — магия. В спектакле оживают снежные горы, в кромешной тьме блуждают трепетные огоньки, по сцене движутся шары–планеты. В какой–то миг из прозрачного полотна рождается человек, потом ещё один, и это — женщина... О том, как режиссёр Евгений Ибрагимов представляет сотворение мира и на что будет похожа его сказка, мы поговорили с мастером накануне премьеры.
– Кроме людей, в спектакле много кукол, с ними связаны древние магические ритуалы. Скажите, оживлять кукол трудно?– Первые люди Севера у нас — куклы, и у них есть имена — Адам и Рая. Есть также те, кто за них ответственен — актёры. Всё построено на основе легенд и мифов народов, издревле проживающих на Таймыре. Со мной работает команда единомышленников. И в первую очередь это выдающийся художник из Сибири Дамир Муратов. Музыка к спектаклю оригинальная, каждый звук выписан композитором Николаем Якимовым специально под конкретную сцену, взмах руки. Хореограф — Мария Качалкова, художник по свету — Игорь Фомин, видеохудожник — Юлия Михеева, художник–кукольник — Максим Вахрушев.
Спектакль без слов, и от артиста требуется особая пластика. Все предметы для меня — куклы, даже мячи, только системы управления у них разные. В куклах и сценографии воплотилась мечта Дамира. Мы трепетно относимся к своей работе, добиваемся синхронности, правды, лёгкости. Постановка рассчитана на семейный просмотр, да и как иначе: в тундре, испокон веков испытывающей силы человека, крепость семейных уз ценилась особым образом, так что будем соблюдать традиции. Это спектакль впечатлений, спектакль ощущений. О хрупкости природы, о месте человека в ней. Мы ничего не навязываем; по сути, это просто наш поклон тем, кто живёт в этих прекрасных и непростых условиях.
– Откуда материал, послуживший основой для постановки?
– Из грёз и снов. Мы с Дамиром приехали к вам осенью, тогда у меня в голове была чёткая, структурированная история. А спустя время я стал относиться к ней иначе — как–то легче. Зачем загонять себя в рамки, когда есть такое красивое название — «Сны белой земли»? Оно развязало мне руки, ушли условности. История не просто изменилась — улучшилась. Фабула такая: появился человек, что дальше с ним может происходить? Он может быть один? Нет. Верно, наименьшая единица — это двое. Кто–то говорит: это по–библейски. Не спорю: кто читал Библию, поймает свою «летучку» от нас.
– В «Снах» вы то добавляете хаос в неподвижную картинку, то, наоборот, останавливаете движение. Как вы понимаете, когда и зачем это надо делать?
– Иногда мне нужна монохромность, чтобы та или иная картинка методично двигалась. Когда это порядком надоедает, прошу ускориться.
– Вы уверены, что всё в вашем спектакле происходит именно с северным человеком?
– Конечно. У нас персонажи в парках выходят: таким образом мы обозначаем территорию присутствия. Сразу становится понятно, что это не Северный Кавказ. На самом деле я рассчитываю на то, что у людей в зале будут рождаться собственные версии.
– Почему для вас это важно?
– Мне надоело то, что многие мои коллеги жуют, разжёвывают материал, а потом дают его нам — нате, ешьте, мы уже все смыслы сюда вложили, всё обозначили. Думаю, нужно по–другому разговаривать со зрителями. Следует уважать тех, кто приходит в театр. Втюхивать или внушать не надо — пусть люди делают выводы сами.
– У этой медали есть вторая сторона: некоторые художники предлагают совсем заумное, либо сырое или «плохо приготовленное»: мол, разбирайтесь с этим, как хотите, ищите толкования...
– Если это непонятное тебя оскорбляет, унижает, если ты понимаешь, что тебя обманывают, — тогда да, это никуда не годится. Но когда ты смотришь и что– то остаётся для тебя непонятым до конца, загадкой, то ты придёшь посмотреть работу второй раз, будешь размышлять, носить в сердце. Это другое дело.
– Птицы, куропатки, олени, человек — всё у вас понятно, даже линейно. А конфликт, собственно, в чём?
– А не надо конфликта! Я, кстати, собираюсь писать диссертацию на эту тему. Нас как учили: нет конфликта — нет драматургии, нет истории. Но это не так! Вот я, допустим, делаю спектакль для беременных женщин: какой ей конфликт, беременной, нужен? Она и так в конфликте.
– Ну и что?
– Ну и всё. Если мы слушаем красивую музыку, то разве ищем там конфликт? Нет. И это проверено мной не единожды. После спектакля подходит ко мне дама: пан режиссёр, когда я шла в театр, какие–то мысли в голове крутились лишние, а после вашего спектакля мне плевать, от кого я ношу ребёнка. ...Нет никакого конфликта, не нужен он тут! Пусть каждая картинка будет краше и краше, лучше и лучше, и в финале всё это достигнет полной гармонии.
– Ага, тебя ведут в прекрасное–идеальное, а потом ты выходишь из театра — и опять всё то же, серое на сером...
– Зато какое–то время человека держит эта театральная красота! И он ходит наполненный. За этим многие в театр идут. Чаще бывает наоборот: пришли отвлечься от суеты, а со сцены говорят про трупы, наркотики, про грязь. Зачем? Чтобы ещё больше нас накрутить? Я против такого театра. Может, кому–то это нужно, но вот мне лично — нет. Я и так видел всё это. И я в театр за чудом хожу.
– Расскажите о себе. Вы человек мира?
– Моя историческая родина — Кубань. Сочи, Красная Поляна — корни там. Я шапсуг. Шапсуги — малый этнос адыгов, нас мало, как и северных народов. С другой стороны, склоняюсь к тому, что их просто не могут верно посчитать. Территория такая — как ты их найдёшь? В посёлках ещё туда–сюда, а тех, кто кочует?..
Я бываю на родине, детей своих вожу туда, чтобы слышали язык. Но сейчас они выросли, им уже 16 и 12 лет, и вряд ли снова повезу: пусть для них эти места останутся сказкой. А живу я в Чехии, кстати, у меня там тоже по соседству земляк есть.
– Как вам Норильск, что вы про нас поняли?
– Что это удивительное место, что норильчане — труженики. Север объединяет, и мне кажется, у вас есть чувство локтя.
Один таксист тут мне пожаловался: «Норильск уже не тот», хотя все мне улыбаются, здороваются. И я с ними. Приятно. Встретился с человеком — глазами с ним поздоровайся, это нормально, что тут такого?
Я хочу в Красноярске с этого начать (Евгений Ибрагимов назначен руководителем Красноярского театра кукол. — Авт.): чтоб в театр люди пришли и друг с другом в зале поздоровались. Мы же тогда добрее будем! Сели рядом и поздоровались. Как в церкви. Театр — это тот же приход и есть.
– Наши артисты никогда ничего подобного вашим «Снам» не делали...
– Да, трудно им. В театральных институтах на другое ориентируют: на демонстрацию своего «я». А здесь экипаж — каждая кукла втроём ведётся. Тут сердца должны биться в унисон, иначе толку не будет.
...Разговорных спектаклей полно, а у нас только пластика и музыка. В «Снах» рождается мир, создаются хаос и гармония. Зачем слова? Любовь есть, и хорошо. Только она — фундамент.