Кто был — не забудет

Тайна вертолётной площадки

Александр Шульженко сегодня трудится старшим корректором газеты «Заполярная Правда». А осенью 1985 года перед призывом в ряды Советской Армии он даже не успел толком поработать — только окончил Донецкий институт советской торговли и переехал в Норильск. Сегодня его место службы само по себе кажется одной сплошной байкой, так как в девяностые годы военные школы поваров просто–напросто упразднили. Сейчас на всю Россию числится лишь одна ВШП.

– На красноярском сборном пункте съехавшиеся туда «покупатели» (так называют представителей воинских частей, которые отбирают себе новобранцев. — прим. Авт.), видимо, узнав о моём образовании, сразу предложили: «В поварскую учебку пойдёшь?» Я согласился, — рассказывает Александр Шульженко. — Так я оказался в Новосибирске в 210 ВШП. Когда нас спрашивали: «Как расшифровывается эта аббревиатура?» мы шутили: «Военная школа парашютистов!» На самом деле это военная школа поваров, ведь в Советском Союзе их готовили прямо в армии для работы в воинских частях. Это сейчас наших военных обслуживают гражданские по аутсорсингу, а раньше в каждом военном округе была своя школа. В ВШП Сибирского военного округа числились три роты по сто человек, и каждые полгода, как с конвейера, она выпускала порядка трёхсот армейских поваров. Может показаться, если ты попал в роту поваров, то сто процентов будешь как сыр в масле кататься, ну, во всяком случае, голодным не останешься. Но у нас всё было как у всех. Первый месяц — курс молодого бойца: учились мотать портянки, отрабатывали строевой шаг на плацу, сборку–разборку автомата, учили устав, слушали политинформацию и так далее. Лишь после мы приступили к осваиванию поварских навыков — кулинарная теория, норма солдатского пайка, виды нарезки, технологические карты и так далее. За три месяца советская ВШП выпускала готовых поваров — курс проходили быстрее, чем в любом кулинарном техникуме. И, повторюсь, быть поваром в армии — это не калачи на печи жевать, повара — такие же военные. После наряда, плаца или стрельб солдатики шли отдыхать в расположение, а повара отправлялись на кухню готовить. А если это полевые условия или крупные военные учения? Повар выполнял все поставленные перед ним задачи и после снова шёл готовить. И попробуй только допустить брак, тебя самого съедят и не подавятся. Тем более что основными дегустаторами были офицеры школы поваров, которые точно знали толк в этом деле. Система была жёсткая: если форма нарезки была несоответствующей, ты пересолил, недосолил — исправлять не разрешалось, всё выбрасывалось. Если это борщ с капустой, то свёкла, картофель и морковь должны быть нарезаны соломкой. Если это борщ московский, то капуста режется шашечками, морковь, картофель и лук — кубиками. В общем, всё должно быть пропорционально! Это правило теперь идёт со мной по жизни.

Когда Александр Шульженко прошёл обучение, его, как и всех остальных, должны были направить в какую–нибудь воинскую часть. Но за хорошую службу нашего старшего корректора оставили в 210 ВШП, и он дослужился до сержанта и заместителя командира взвода.

– Но мы не только готовили кормильцев для военных частей, у солдат много обязанностей, — вспоминает военный повар. — Рядом с нашей воинской частью располагалась круглая вертолётная асфальтированная площадка. В обязанности нашей первой роты входило её содержание: зимой мы чистили её от снега, летом подметали. В общем, она должна была быть в идеальном виде и днём, и ночью в любое время года. В нашей роте всё время гадали, для чего она здесь вообще нужна, поварам–то? И вертолётов у нас не было. Но однажды военная тайна была раскрыта. При 210 ВШП был ещё и коровник. Там тоже служили наши ребята — косили сено и доили рогатых. Как–то на очередном наряде мы таки увидели, как на площадку садится военный вертолёт, а к нему на всех парах летит уазик начальника гарнизона. Водитель вышел и передал вертолётчикам трёхлитровую банку свежего молока, взамен получил пустую тару. После нам сказали, что у командующего войсками Сибирского военного округа родилась то ли внучка, то ли внук. Так что раз в неделю к нам стал прилетать военный вертолёт, чтобы забрать очередную баночку свежего молока.

Дисциплина — мать победы

Сегодня Артём Смирнов работает оператором–постановщиком на телевидении, а в 2007 году был, можно сказать, уникальным рядовым. В армию он попал в том самом единственном году, когда на службу призывали «полторашников».

– Я служил во внутренних войсках МВД, — с гордостью рассказывает Артём. — Учебка проходила в городе Зеленокумске Ставропольского края, а потом по распределению попал в Ростов–на–Дону в полк связи. Кстати, я даже пережил переезд своей воинской части 7405, мы её два месяца перевозили в город Новочеркасск. Но ещё через четыре месяца меня забрали в военную часть при штабе Северо–Кавказского регионального командования. Это очень красивая часть. В штабе располагались семь генералов и командующий войсками Северо–Кавказского военного округа. Обычно для солдата большое счастье — хоть раз за всю службу увидеть генерала, а у нас их там было восемь! Ходить, конечно, приходилось по струнке, понятно, что акцент делался на строевую подготовку и приёмы с оружием. Строго следили и за порядком на территории, не дай бог, где–то будет валяться окурок или фантик от конфеты. Однажды из– за какого–то не обременённого дисциплиной человека нам даже пришлось «хоронить бычок». Командир части как–то прогуливался по территории и увидел возле входа в нашу роту окурок. Вызвал командира, тот всех построил, провёл воспитательную беседу, а она, как правило, ведётся на отборнейшем матерном русском. Но согласно традициям нашей армии солдат должен не только слышать поучительные речи, но и закреплять эффект коллективным трудом. Наша рота взяла лопаты, вытащила носилки, положила на них окурок и отправилась провожать его в последний путь. Примечательно, что местом погребения был выбран спортивный городок, где нужно было выкопать яму длиной и шириной в два метра, и столько же в глубину. Двадцать солдат справились с этим заданием за три часа, после чего с почестями уложили на дно бычок и закопали. Напомню, я проходил службу в Ставропольском крае, это был июль — плюс сорок пять градусов на солнце. Тогда–то я понял ценность армейской фляжки. Срочники в северных регионах обычно носят её пустой, а на югах она всегда наполнена живительной влагой. Кстати, с тех пор у нас никто бычки не разбрасывал. Но откровенный солдатский залёт у меня всё же был — моя первая и последняя самоволка. Я и ещё четверо сослуживцев вышли за пределы воинской части. Нас не было–то всего полтора–два часа, сходили по магазинам, накупили сладостей и лимонада, вы даже не представляете, как в армии этого не хватает. Расположились недалеко от части, поедая всё это. Потом к нам подошли девчонки, мы с ними поболтали. Когда поняли, что подходит время отбоя, быстро засобирались обратно. Вчетвером мы побежали в воинскую часть, а один остался, пообещав, что скоро вернётся. Когда мы проснулись утром, оказалось, что он нас не догнал — познакомился с компанией каких–то ребят и загулял с ними. Вернулся под утро, понятно, что его уже начали искать. Наказание было страшным. Каждый из нашей неудачливой пятёрки надел по пять бронежилетов, а вес одного — 20 килограммов. На голове у нас было по три каски, больше просто не помещалось. И в таком виде мы простояли на плацу 16 часов. Всё это время мы ещё приседали и отжимались. В общем, прокляли всё. Каждый несколько раз поклялся себе больше не косячить.

Солдатское везение

А вот третий наш герой может только позавидовать наличию армейских баек у старших товарищей. Амир Камбулатов сегодня трудится на Медном заводе сушильщиком четвёртого разряда. Он демобилизовался чуть меньше года назад. Служил в Хабаровске и Белогорске Амурской области. Начинал мотострелком, после его перевели в артиллерийскую бригаду. В год его службы все были заметно напряжены, поэтому молодому защитнику вспоминается только самоволка.

– Гормоны в армии играют — сил нет, — признаётся Амир. — Поэтому мы с товарищем как–то решили расслабиться, тем более зарплату получили, да и родители денег перевели. Мы стояли в наряде, покинули его, переоделись в гражданскую одежду и ушли в ночной клуб на окраине Хабаровска. Ну как клуб — кафешка какая–то. Познакомились с девчонками и даже не заметили, как ночь пролетела. Смотрю на часы, а уже седьмой час утра, надо в часть бежать, построение в семь. Поймали такси, доехали до военного городка. Бежим по аллее, а навстречу идёт командующий нашей зенитно–ракетной дивизией. Мы с перепугу в кусты нырнули, по зарослям добрались до расположения. Вбегаем, а нам навстречу идёт парень, который с нами в наряде был. Смотрим на него, думаем: «Ну всё...» А он нас увидел и с таким облегчением выдохнул — понятно, что если бы наше отсутствие обнаружили, то отвечать пришлось бы всей роте. За десять минут до построения успели переодеться в форму, криво только — берцы не зашнурованы, воротнички навыворот, всё торчит, волосы растрёпаны, глаза красные. Благодаря какому–то чуду никто не обратил внимание. Возможно, потому, что наша часть в то время жила важным делом — мы чистили и приводили в порядок тяжёлую технику, которую весной из многих воинских частей России переправляли на южные границы страны. Нам практически ничего не рассказывали, но однажды, уже в Амурской области, нас отправили на лесопилку за стройматериалами. Там мы увидели военный вертолёт Ка–52, который кружил над нами. Мы с сослуживцем помахали экипажу рукой, и тут боевая машина устроила нам настоящее воздушное шоу — показала мёртвую петлю, бочку и другие удивительные манёвры. Что тут скажешь, российская армия непобедима!