Лечить и помогать

– Когда вы впервые услышали о Норильске?

– Как–то на конференции в Казахстане я слушал доклад профессора Алексея Протопопова, основателя школы рентгенохирургии в Красноярске, и хорошо запомнил, как он сетовал на то, что в Красноярском крае много труднодоступных территорий, не хватает медиков. Но тогда у меня и мысли не было покинуть Киргизию. Я родился в городе Фрунзе, сейчас — Бишкек, в 1989 году. В середине 1990–х мы переехали в Иркутскую область, но мама так и не смогла адаптироваться к жизни в России, и мы вернулись в родные края. После школы я поступил в вуз, окончив который получил и киргизский диплом, и российский.

Работа в Бишкеке меня устраивала — частные медицинские компании, сотрудничавшие с клиниками, были заинтересованы и в пациентах, и в кадрах, поэтому давали возможность специалистам развиваться и учиться, в том числе и за границей. В 2018 году я должен был защитить диссертацию, но неожиданно диссертационный совет закрыли. Но не это сподвигло меня к переезду.

– Почему решили уехать из Бишкека?

– В сфере здравоохранения начались сложности, и элементарно перестало хватать средств к существованию. В интернете я нашёл несколько подходящих вакансий и отослал резюме. Но надо понимать, что дело было прошлой весной, то есть в то время, когда вовсю бушевал ковид, и будущее многих больниц было туманным. И тут мне позвонил Константин Иванович Горбель, который тогда был главврачом норильской больницы. Мы отлично поговорили. Импонировало, что руководитель учреждения, проявляя заинтересованность в кадрах, сам обзванивает кандидатов, что человек он простой и лёгкий в общении. Это впоследствии сыграло немаловажную роль в выборе места работы. Более того, я сейчас уже понимаю, что если бы не Горбель, я бы точно сюда не приехал.

– Как отреагировали друзья и знакомые на ваше решение податься на Север?

– Слава богу, и супруга, и мама отнеслись к этому с пониманием. Коллеги, конечно, расстроились, мы были отличной командой — мой учитель и мои ученики. Кстати, бывая в отпуске в Бишкеке дважды в год, я по их приглашению участвую в сложных операциях, и мне доставляет огромную радость снова оперировать вместе с друзьями, за что им благодарен. Я зову молодёжь в Норильск, но сложность в том, что не всем им, как мне, повезло иметь не только киргизский диплом о медобразовании, но и российский. А в этом случае разрешение на работу в России получить очень сложно.

– Ваши первые впечатления?

– До Норильска добраться было очень сложно. Из Бишкека в Москву я прилетел спецрейсом, который был организован «для вывоза россиян из зоны поражения ковидом». Ещё дома я связался с московским Роспотребнадзором. Меня заверили, что я как трансферный пассажир без проблем полечу дальше и время в изоляции проведу уже на месте. Но полицейские в аэропорту настаивали, что я не могу лететь в Норильск, несмотря на официальное приглашение норильской больницы, пока две недели не проведу в обсерваторе в Истре. Я им сообщил, что буду тогда на карантине в Балашихе — в пустующей квартире своего брата, но они решили во что бы то ни стало отправить меня в «Дом отдыха» и даже попытались применить силу. В итоге мне пришлось включить видеокамеру на телефоне и сказать: «Я — медик, в День медика прилетел в Россию лечить норильчан, но никак не могу к ним попасть...». И как только я это сделал, сразу же выяснилось, что имею право не ехать в обсерватор. Но мне после шестичасовой ругани уже вообще никуда ехать не хотелось, хотелось просто вернуться домой.

Проведя две недели в Балашихе, всё же отправился в Норильск — я понял, что после всех этих мытарств ещё больше хочу как можно скорее приступить к работе. Дорога из аэропорта в город навеяла тоску. А вот здание больницы впечатлило. Похожие больницы я встречал в Корее и Турции, и увидеть такого гиганта посреди тундры было очень неожиданно. Думаю, в основе проекта норильской тысячекоечной лежал проект компании «Сименс», которая занимается в том числе и строительством больниц под ключ. Поразительно, насколько добротно в этой больнице всё сделано, насколько удобная планировка. Прямо чудо света какое–то. Ещё меня порадовало отношение норильчан к медикам. Здесь «врач» всё ещё звучит гордо.

– Быт удалось наладить?

– Три первых месяца я жил в больничной палате. И это был мой выбор. Я приехал работать, и не видел смысла покидать больницу, хотя ключи от служебной квартиры мне выдали сразу. Просто нужно было налаживать работу, ведь рентгенохирургия — направление для норильской медицины новое.

– Как вам работа?

– Самое главное, для чего я сюда был приглашён — это лечение острого коронарного синдрома. Кстати, на эту тему я и писал диссертацию. И хоть мне не удалось её защитить, научные изыскания, которыми я тогда занимался, сегодня мне очень помогают.

Для понимания: ангиография — один из основных методов диагностики и лечения сердечнососудистых заболеваний. Заходишь локально в сосуд, вводишь контраст и чётко видишь артериальное дерево, видишь, где и чем оно заблокировано. Например, блокирование артерии сердца приводит к инфаркту. Доктор же, видя атеросклеротическое сужение (это похоже на забитую трубу), нейтрализует его, и тем самым осуществляет лечение или профилактику инфаркта.

Ангиографии в Москве и Красноярске обучались три норильских хирурга, но остался работать лишь Андрей Алексеев. Ещё один доктор — Абдурахман Шерматов — приехал с материка. Я третий. Месяцы ушли на разработку и внедрение логистики — то есть мы продумывали движение пациента. Потому что, каким бы совершенным ни было оборудование, какие бы золотые руки и острый глаз ни были у хирурга, если больной в операционную попадает с опозданием, спасти его сложно. Важно было выстроить взаимодействие со скорой помощью, кардиологической и другими службами, прописать, кто чем конкретно занимается, в какие сроки и так далее. Конечно же, помогали красноярские специалисты, представители министерства. И налаживание логистики всё ещё продолжается. Понадобится несколько лет, чтобы оптимизировать работу наилучшим образом. Хочу подчеркнуть, что появление данного вида помощи в Норильске — это заслуга огромного числа людей.

Двум первым пациентам мы провели коронарографию в конце июля, через неделю поступили острые больные, они были успешно простентированы (стент — специальная конструкция, устанавливаемая в просвет сосуда в месте его сужения). На сегодняшний день диагностических манипуляций на сосудах было проведено более пятисот, лечебных операций — более двухсот. А ещё не прошло и года!

– Вы можете назвать себя норильчанином?

– Я — врач. Самое главное для меня — лечить и помогать. А в каком городе это будет, в какой стране, не столь важно. Пока для меня в Норильске есть работа, и выполняются договорённости, я здесь. Становлюсь ли я при этом норильчанином? Вряд ли.

– А от чего пришлось отказаться, переехав в Норильск?

– Семья осталась в Бишкеке... Супруга учится на педиатра и не могла просто взять и сорваться с места.

– Любимые места в городе появились?

– Нет ни времени, ни сил куда–то выбраться. Сегодня, например, мы выходим на дежурство на сутки, потом работаем до шести вечера, и на следующее утро опять выходим на сутки, и такой режим сохранится до ноября. Потому что один — в отпуске, а двое — работают.

– А что бы вы хотели и можете сделать для Норильска?

– Начав оперировать норильчан, я был ошеломлён состоянием некоторых пациентов — таких тотальных поражений у больных в 50 лет, как здесь, я больше нигде не встречал. Виноват ли в этом образ жизни или ещё что–то, я не знаю. Надо думать. И проводить профилактику.

Интересно, что «Норникель» — это один из основных поставщиков на мировой рынок редких металлов, и они (например кобальт, никель) применяются при изготовлении стентов. И наконец–то у норильчан есть возможность стентироваться, не выезжая из Норильска. Это очень правильно. Ещё бы очень хотелось побыстрее начать проводить операции на сонной артерии, артериях нижних конечностей.